ТРИ ЖЕЛАНИЯ
Фрамполь. Так называлось местечко. И было в нем все, чему в местечке положено быть: синагога, училище, приют для бедных, раввин и несколько сот жителей. По четвергам, в рыночный день, во Фрамполь из ближних деревень съезжались крестьяне, привозившие на продажу зерно и картофель, телят и кур, мед и молоко и закупавшие в городе соль, керосин, спички, сапоги и все прочее, что надобно для их деревенской жизни.
В этом самом Фрамполе жили-были трое ребятишек. Они почти всегда играли вместе: Шломо, Эстер, его сестричка, годом моложе его, и Моше, Шломкин приятель и одногодок.
Шломо и Моше вместе ходили в хедер. Там они от кого-то услышали, что в канун Хошана Раба, приходящегося на последний день праздника Сукот, поздней ночью разверзаются небеса. Если посчастливится увидеть это и в одну-единственную минуту вслух загадать желание, то желание непременно сбудется.
Шломо, Моше и Эстер часто толковали между собой об этом. Шломо сказал: он загадал бы, чтобы стать таким же умным, как царь Соломон, его библейский тезка. Моше хотел бы стать таким же знатоком веры, как его тезка - прославленный рабби Маймонид (Моше бен Маймон). А Эстер, конечно, мечтала стать такой же красавицей, как библейская царица Эстер. Судили они, рядили и порешили, наконец, дождаться дня Хошана Раба, вместе не спать всю ночь и , когда разверзнутся небеса, успеть загадать свои желания.
Детям положено рано отправляться в постель. Но эти трое не смыкали глаз, дожидаясь, пока заснут родители. А потом они выскользнули из дома и встретились во дворе синагоги, чтобы дождаться чудесной минуты.
Сказать по правде, это было настоящее приключение. Ночь стояла прохладная и безлунная. Дети слышали, как снаружи притаившиеся демоны готовятся вмиг наброситься на любого, кто отважится высунуть нос в темную ночь. Слышно было, кроме того, как переговариваются мертвяки, которые после полуночи забираются в синагогу молиться и читать Тору. Припозднившегося прохожего они, бывает, заманивают внутрь и - жуткое дело! - заставляют всю ночь читать с ними. Но, конечно, наши ребята не такие дураки, чтобы не принять своих мер против нечистой силы: Шломо и Моше надели рубашки с бахромой, а Эстер натянула на себя сразу два фартука - один спереди, другой сзади. Как известно, это здорово отпугивает нечисть. Но все равно страшно! Страшно, когда ухает во тьме филин. А еще страшнее думать о летучих мышах. Эстер все время о них думает: ведь если летучая мышь на лету запутается у девочки в волосах, эта девочка помрет в тот же год. Эстер туго-натуго перетянула волосы платком. Но все равно страшно!
Ждут дети. Час прошел, два прошло и три, а небеса и не думают разверзаться. Дети устали, да и проголодались. Как вдруг все небо прошило молнией - и оно раскрылось. И увидели дети ангелов, и серафимов, и херувимов, и колесницы огненные, и ту лестницу, которая как-то раз привиделась во сне Иакову, а по ней поднимались и спускались крылатые ангелы - ну прямо все как в Библии. От восторга, изумления и быстроты, с которой все это произошло, все желания выскочили у детей из головы. Но Эстер первая пришла в себя:
"Есть хочу, хочу блинчик!"
Раз - и блинчик появился перед ними. Тут увидел Шломо, что сестра истратила заветное желание на простой блинчик, обозлился и заорал: "Чтоб ты сама стала блинчиком, дурища!"
Раз - и Эстер превратилась в блинчик. Только бледное испуганное личико смотрело из теста. А Моше, сколько себя помнил, жить не мог без Эстер. И он впал в полное отчаяние, увидев, что его дорогая Эстер стала блинчиком. Времени терять было нельзя. Волшебная минута уже на исходе. И он взмолился: "Пусть она опять станет, как была".
Раз - и блинчик стал девочкой.
И вслед за тем небеса сомкнулись опять. И Тут только дети поняли, как глупо истратили свои желания. Стали они горько плакать, да поздно: слезами горю не поможешь. Домой надо добираться. А ночь стояла черней чернил, и они не могли отыскать дорогу. Заблудились они, что ли, в каком-то заколдованном месте. Во Фрамполе отродясь не было никаких гор, а они явно карабкались в гору. Хотели спуститься - а ноги сами тащили их вверх. А наверху предстал их глазам старик с белой бородой. В одной руке у него посох, в другой - фонарь со свечой внутри. Белым кушаком подпоясан. Ветер дует вовсю, а пламя в фонаре не колыхнется.
И спросил старик: "Куда вы идете? И почему плачете?"
Шломо сказал ему всю правду: как они не спали всю ночь и как пропали их три желания.
Старик только головой покачал: "Добрые желания не пропадают".
- Может, это демоны сбили нас с толку, чтоб мы забыли свои желания? - сказал Моше.
- В святую ночь Хошана Раба демоны силы не имеют, - сказал старик.
- Так почему же тогда небо так подшутило над нами? - спросила Эстер.
- Небо не шутит, - ответил старик. - Это вы сами хотели подшутить над небом. Никому не дано стать мудрым без опыта. Никому не дано стать ученым без учения. А ты, девочка, знай, что и сейчас ты уже очень мила, но красота телесная должна идти в паре с красотой духовной, и только такая красота настоящая. Не может дитя обладать силой любви и преданностью царицы, которая жизнь готова была отдать за свой народ. Потому-то вы ничего и не получили, что захотели слишком многого.
- Что же нам теперь делать? - спросили дети.
- Ступайте домой. И постарайтесь своими силами добиться того, что хотели получить даром.
- А кто ты такой? - спросили дети.
- Наверху называют меня Блюстителем ночи, - ответил старик.
И едва произнес он эти слова, как дети вновь оказались во дворе синагоги. От усталости они едва помнили, как добрались домой, и донесли головы до подушек. Никому не сказали они, что случилось с ними в ту ночь. Так это навсегда и осталось их тайной.
Прошли годы. Шломо все больше и больше набирался знаний. Большой талант обнаружился в нем. Изучил он множество книг по истории, торговле, финансам и стал советником польского короля. Называли его люди "некоронованным королем" или "польским царем Соломоном". Женился он на дочери важного вельможи. И славили его повсюду люди за мудрость и добрые дела.
А Моше посвятил жизнь религии. Талмуд и Тору знал почти наизусть. Написал он множество религиозных книг и прославился как Маймонид нашего времени.
Эстер выросла не только красивой, но и ученой, благородной и добронравной девушкой. Парни из богатых домов наперебой засылали сватов к ее родителям. Да только Эстер любила одного Моше и ни о ком другом слышать не хотела. И Моше любил ее тоже.
Пришло время - умер старый раввин Фрамполя, и Моше занял его место. Каждому рабби нужна Ребецен, и Моше женился на Эстер. Весь Фрамполь пировал на этой свадьбе. Брат невесты Шломо прибыл на свадьбу в карете шестерней, впереди которой ехали его конюшие. Музыка гремела до утра. Танцы были до упаду. А под утро жених и невеста танцевали последний танец со всеми гостями. По обычаю невеста держалась за один конец платка, жених за другой, а гости, взявшись за руки, проходили под платком, как под аркой ворот. И спросил кто-то: "Все ли гости танцевали с невестой?" И нашелся шутник, который возьми да и скажи: "Все, кроме Блюстителя ночи".
И едва он сказал это, как, откуда ни возьмись, появился старик с белой бородой, с посохом в одной руке, с фонарем в другой, белым кушаком подпоясан.
Тут невеста, и брат ее, и жених сразу узнали его, но другим не сказали ни слова. А старик, оставив фонарь и посох на ближней лавке, пригласил невесту на танец. В изумлении и почти что в страхе смотрели на это гости. Никто того старика и в глаза не видел. Бросили играть музыканты. Тихо стало. Лишь потрескивали горящие свечи, да с улицы доносился стрекот кузнечиков. Взял старик со скамьи свой фонарь, и отдал его рабби Моше со словами: "Да осветит он тебе путь к Торе". Шломо передал он посох, сказав: "Да хранит он тебя от врагов твоих". А Эстер он протянул белый кушак и сказал: "Да свяжет навек тебя этот пояс с народом твоим и его судьбой".
И сказавши это, исчез старик так же внезапно, как и появился. Сколько раз потом приходили евреи к Эстер, прося заступиться за них перед правителями той земли, повязывала Эстер белый кушак, шла хлопотать - и не знала неудачи. Так все ее и звали - "царица Эстер".
А когда рабби Моше попадались в Законе трудные места, он, бывало, открывал ларец, где стоял заветный негасимый фонарь, и при свете его темное становилось ясным. А когда случалось Шломо попасть в беду, стоило ему прикоснуться рукою к посоху, как враги делались бессильны против него.
И Шломо, и Эстер, и Моше дожили до преклонных лет. Перед самой смертью рабби Моше поведал жителям Фрамполя, что случилось с тремя детьми давным-давно в ту ночь на Хошана Раба. Сказал рабби Моше: "Есть в мире и дивные чудеса, и несметные сокровища для тех, кто сам пожелает их добиться. И врата небесные для них всегда открыты".
Исаак Башевис-Зингер
В ДЕДУШКИНОЙ СУККЕ
Дедушка жил в Тель-Авиве много лет. Полгода назад он переехал в новый дом, который построил себе в районе Ха-Тиква, и устроил новоселье на исходе праздника Суккот. По этому случаю в доме собрались все его сыновья, дочери и внуки. Дедушка был рад каждому, но своего младшего внука, девятилетнего Мойшеле, он выделял из всех. Этот внук, хотя и был самым маленьким, уже прославился среди близких своей ученостью и знанием еврейских обычаев.
Мойшеле восхищался красивым новым домом, но больше всего понравилась ему чудесная сука во дворе - она буквально покорила его сердце.
Три стенки сукки были собраны из досок, просверленных насквозь сверху и снизу. В отверстия были вставлены запоры, - как в стенах Шатра, где хранился Ковчег завета во время странствий евреев по пустыне. Четвертой стенкой служила стена дома. Пол суки был дощатым, покрывали ее длинные пальмовые ветви. Лишь одного недоставало пока - украшений. Мойшеле привязал к веткам, служившим суке крышей, сказочных птиц, склеенных из яичной скорлупы и цветной бумаги, развесил по стенам и углам суки яркие бумажные гирлянды.
Вернувшись из синагоги, все вошли в сукку и расселись вокруг большого стола, восхищаясь красотой украшений, озаряемых светом множества свечей. В углу стоял круглый столик; на нем лежали связанные вместе ветви трех видов растений, а также серебряная шкатулка, внутри которой находился закутанный в вату этрог. Его аромат наполнял всю сукку.
Дедушка прочитал кидуш над вином, которое сын привез ему в подарок из винных погребов Ришон ле-Циона. Мойшеле отличился: он повторял за дедом кидуш наизусть, напевая его на очень красивый мотив.
Все с аппетитом поедали разную вкуснятину, которой бабушка заставила стол, пили сладкое вино, оживленно болтали и пели.
- Хочу спросить вас, милые мои, - обратился дедушка к внукам, - что вам известно об обычаях, связанных в праздником Суккот? Скажи-ка мне, Мойшеле, почему в этот праздник мы сидим в шалашах?
- Это и я знаю, - сказал Давид из Ришон ле-Циона. - Потому что, выйдя из Египта, народ Израиля жил в шалашах.
- Правильно, дружок. Но почему мы сидим в шалашах именно в месяц Тишрей?
Наступила тишина. Дедушка посмотрел на Мойшеле, и тот ответил: И - Потому что летние дни люди и так сидят в шалашах из-за жары, и трудно усмотреть в этом исполнение заповеди, но в Тишрей уже начинаются дождливые дни, а известно, что выполнять предписанное, когда ради этого приходится терпеть неудобства, - достойное дело.
- Золотые слова, дорогой мой, - улыбнулся довольный дедушка. - Раз уж ты такой знаток, то, может быть, знаешь, какой высоты должна быть сукка?
- Я знаю, дедушка, - воскликнул Шимон. - Высота сукки должна быть не больше двадцати амот и не меньше десяти тфахим.
- Очень хорошо. А сколько же это - тефах?
Не успел Шимон ответить, как Мойшеле опередил его:
- Тефах - это ширина кисти руки, вот так, - он сжал кулачок и показал его деду.
Тот засмеялся:
- Ох, Мойшеле, постройка высотой десять таких тфахим - это ведь курятник для цыплят, а не шалаш для взрослых людей.
- Так показал нам учитель, обиженно отозвался Мойшеле.
- И это верно, дорогой мой, - сказал дедушка, - но учитель показал вам свою руку, а она намного больше твоей. А сейчас, - добавил он, давайте-ка вспомним о том, что Тора велит нам говорить в Суккот благословение над этрогом, ветками мирта, ивы и ветвью финиковой пальмы - четырьмя видами растений.
- Но дедушка, - выпалил Мойшеле, покраснев от волнения, - почему в Торе выбраны из всех растений именно эти? Разве нет других, более красивых, чем, например, мирт и ива?
- Знаю, знаю, малыш, что ты любишь задавать трудные вопросы! - улыбнулся дедушка. - Вот тебе ответ. Этрог, как известно, - плод цитрусового дерева, обладающий приятным запахом. Ему уподоблены те из народа Израиля, кто знает Тору. Это знание распространяется, как аромат плодов, и само приносит плоды: добрые дела. У ветви финиковой пальмы нет запаха, но сами финики - сладкие-сладкие. Этой ветви уподоблены те евреи, которые не учили Тору и не знают ее, но творят много добрых дел. А вот мирт - совсем наоборот: плодов он не приносит, но обладает приятным ароматом. Этому растению подобны те из нас, кто беден и не может помогать другим, но мудрость этих ученых людей распространяется по всему миру. Иве же речной, не имеющей ни плодов, ни запаха, подобны те евреи, которые Торы не учили и другим, по бедности своей, помочь не могут. Но как без ивы невозможно исполнить заповедь о четырех видах растений, так и без этих простых людей не будет наш народ тем единым целым, каким он должен быть.
Тем временем праздничная трапеза подошла к концу, и еще прежде чем бабушка подала компот, Мойшеле задремал за столом.
Мама взяла его на руки, отнесла в дом и уложила спать.
На следующее утро Мойшеле встал и побежал в сукку. Он подошел к связанным вместе веткам и увидел: все листья ивы поникли, завяли. Вспомнил Мойшеле дедушкины слова, пошел и принес из кухни полный кувшин воды. Поставил он ветки в воду и тихо прошептал:
- Не огорчайтесь, ивы, не жалейте, что нет у вас ни запаха, ни плодов, - ведь дедушка вчера объяснил нам, что вы тоже нужны, что без вас не исполнишь заповедь о четырех видах растений...
Эфраим Ди-Захав
