Памятные дни — День Катастрофы и День Памяти — следуют в Израиле один за другим. Сначала сирена по тем, кто погиб по время Холокоста. Потом по тем, кто продолжает погибать в израильских войнах и терактах. Память - очень важная часть существования народа. Отказ от прошлого, неумение оплакивать своих мертвецов лишает нас будущего и смелости за него бороться. Но права ли была нянечка в детском саду, которая погрузила в этот кошмар шестилетних детей?
Первый свой настоящий День Победы я помню очень хорошо. Ну такой, когда не просто праздничные речевки и салют, а по-настоящему. Я в тот день пересмотрела все фильмы о войне. Мне было лет десять, кажется. Я и раньше знала, конечно, что этот день про горькое - «праздник со слезами на глазах», молчаливый дедушка, надевавший награды, бабушка, замиравшая в тоске, минута молчания по телевизору. Но это было такое общее представление о войне. Обезличенное. После того 9 мая каждый год я внутренне сжимаюсь, чтобы не рыдать целый день. Когда мне было тринадцать, я отправилась в еврейский лагерь. И там у нас был День Катастрофы — целый день нам рассказывали о Холокосте, показывали фотографии, зачитывали свидетельства.
Веселая лагерная жизнь вдруг разделилась на до и после. В себя приходили три дня. Нужны ли были мне эти два дня — в десять лет и в тринадцать? Несомненно. Все, что я тогда пережила — ужас, боль, страх, отчаяние — стало частью меня. И сделало меня частью и Холокоста, и Победы.
И все-таки я понимаю тех, кто возмущался поступком нянечки, которая рассказала шестилеткам про душ с газом. Приблизительно в этом возрасте дети начинают осознавать смерть, понимать ее как неизбежное, бояться ее. Что уж говорить о том, какое влияние на психику ребенка оказывают рассказы о войне и Холокосте. Немыслимая, нечеловеческая эта история ложится на плечи ребенка невыносимым грузом. Грузом, с которым он в шесть лет еще не в состоянии справиться. Может быть, не в состоянии и в десять. Но в десять понятийный аппарат шире. И родителям проще объяснить, про что это, создать подушку безопасности, дать аргументированную поддержку.
«А я вообще ребенку про это все не рассказываю. И запрещаю смотреть», - пишет другая пользовательница Facebook. Но и эта позиция, хоть и очень понятная, - ошибочный путь. Несколько лет назад в России с хохотом обсуждали такой казус: две девочки из глубокой провинции, участвуя в телевикторине, сказали, что Холокост — это клей для обоев. Ну не рассказали им ни родители, ни учителя в школе, что это и о чем. Учительница истории потом оправдывалась — нет этого в школьной программе. Журналист радио «Свобода» Мумин Шакиров взял девочек и отвез в Аушвиц. Из этого получился разрывающий душу документальный фильм: опыт тяжелейшего проживания ужаса, который нужно было прожить раньше, постепенно, получая информацию мелкими дозами, которые не разобьют сердце, а подготовят его к боли. Можно ли спасти ребенка от этого боли? Нужно ли его спасать от нее? Наверное, нет.
Опыт проживания страдания выращивает душу, наполняет жизнь смыслом. Незнание же истории приводит к новым «холокостам». Как ни горько, в Израиле невозможно вырастить ребенка вне горечи утрат. Здесь каждые два года война и вместо летних каникул бомбоубежища. Здесь пап, братьев и сестер провожают в армию в каждой семье. Здесь теракты и смерть все время рядом. Вот и получается, что израильский ребенок обречен на проживание этой боли. Но провести его сквозь нее нам нужно, крепко держа малыша за руку. Тогда и в будущем он в страшные минуты всегда будет ощущать, что в этой боли он не один.
